Уже довольно давно в газете публиковались статьи, посвященные хуторам, от которых остались только память да названия. Вот и мне захотелось поделиться с читателями воспоминаниями о моем родном хуторе Хопёровском.
Другие варианты его наименования — Хопёрский или Хопёрсков (очевидно, по фамилии основателя). Хутор, относившийся к юрту станицы Михайловской, исчез, как и сотни других хуторов и сел. Их истории во многом схожи, именно они, большие и малые, словно тысячи ручейков и речушек, питали, будто реку, нашу великую страну, не давая ей обмелеть. А теперь можно лишь вспоминать старую пословицу: что имеем, не храним, потерявши — плачем...
Чтобы основать хутор, нужно было получить разрешение войскового правительства — без его одобрения постройки подлежали сносу. Правда, казаки далеко не всегда стремились к тому, чтобы им дали добро на строительство. Устав бороться с самовольщиками, в правительстве стали закрывать на них глаза. Основание первых, пока еще временных строений на месте будущих хуторов относится к 1750 году. Неизвестно, когда именно возник Хопёрский или Захопёровский, но получается, что его основали наши смелые и предприимчивые предки. Землицы в перенаселенных станицах не хватало, а в степи ее было вдоволь. Казаки приходили в чистое поле с примитивными инструментами, копали землянки, обустраивали зимники — начинали осваивать землю, разводить скот, перевозить за собой семьи и родственников. Отсюда в хуторах и повторяемость фамилий. Место для поселения выбиралось с умом. Самое главное — вода, лес, пастбища…
Двоюродный дед Ефим Климов (сидит крайний справа) и его сослуживцы.
Наш Хоперовский располагался в огромной балке, к которой примыкали более мелкие, поросшие буерачными лесами, переходившими в левады со множеством родников, образовавших исток речки Пыховки, впадавшей у села с одноименным названием в реку Савалу (сейчас это Новохоперский район Воронежской области). Чтобы речка была полноводной, родники приходилось чистить — это делали, как говорится, всем миром. Казаки по своей натуре не любили тесноты. Улиц в хуторе не было, селились на возвышенностях, горах и пригорках. Если кто-то справлял новоселье в каком-либо месте, то его и называли по фамилии семьи. Например, гора Мироновых, гора Киселевых и т. п.
По архивным сведениям, до революции в Хопёровском проживало 280 лиц мужского пола, из них 227 войскового сословия, в том числе 31 дворянин, 238 лиц женского пола, из них двести казачек, включая 29 дворянок. Один представитель духовенства (видимо, священник), 50 крестьян и 37 крестьянок. 506 человек в хуторе занимались земледелием. Имелись 220 пар лошадей, 120 пар быков и полторы тысячи голов прочего скота — не каждый современный хутор может похвастать таким поголовьем. Из стен правления осуществлял руководство хуторской атаман. Дети учились в приходском училище и церковно-приходской школе. Было и частное учебное заведение, содержателем которого являлся урядник Виктор Миронов. Словом, хутор был немалым и солидным, а его жители — людьми уважаемыми. Говорят, круг в Михайловской мог и не состояться при отсутствии хопёровских казаков…
Сразу, как у нас выражались, выше хутора, на границе с Воронежской губернией, находились земли немецких колонистов. Сохранился поселок Централь нынешнего Новохоперского района. Два брата, Иоганн и Гендор, оба земледельцы, жили в километре от хутора. Иоганн к тому же занимался производством кирпича, который еще и сейчас встречается в сохранности с фирменным клеймом. Гендор Гендорович, как его звали на русский манер, в хуторе был своим человеком, пользовался здешней кузней, а хуторские, что победнее, не чурались ходить к нему на заработки. Порядок в хозяйстве братья завели такой, что, как говорится, иголку в саду можно было найти. Забегая вперед, скажу, что они пережили коллективизацию. Во время Великой Отечественной войны их вместе с другими немцами выслали в Казахстан в чем мать родила — на сборы дали 24 часа. Умерших во время долгого пути детей и стариков прятали в теплушках, чтобы по приезде похоронить по-человечески. А в опустевших дворах ревела от голода брошенная скотина…
В общем, жили все эти люди, кто богаче, кто беднее, в мире и согласии, пока не пришли смутные времена, перевернувшие всё на свете с ног на голову. Не обошла трагедия Гражданской войны и наш Хоперовский — вчерашние закадычные друзья и близкие родственники в одночасье стали кровными врагами. Трудно сказать, кого в хуторе было больше — тех, кто за белых, или тех, кто за красных. Наверное, больше было тех, кто вообще ничего не мог понять. По словам моей бабушки, разобрать было сложно — налетали то одни, то другие, вроде даже и какие-то зеленые.
…Однажды, ближе к осени 1919 года, приехали в хутор из Михайловской красные активисты — то ли спасаться, то ли агитировать за новую власть. Выше хутора проходил шлях, ведший в Урюпинскую. В один из дней по нему шла сотня белых, которые заходить в хутор вроде бы не собирались. Пастух, пасший скотину, случайно принял их за красных, сказав им, что «ваших» вчера в Беспаловском порубили (накануне и вправду внезапно налетевшая сотня чуть ли не подчистую вырубила батальон красных). И белые, как сейчас бы сказали, зачистили хутор: приезжие активисты и местные особого сопротивления оказать не смогли — одних порубили, других расстреляли. Ушел лишь один на добром коне. Вот один из эпизодов той братоубийственной бойни…
Мой дед по отцу, Василий Климов, проходил службу в 1-м Донском казачьем полку. Служить довелось до революции. По его рассказам, большая часть полка, хотя и с неохотой, участвовала в подавлении рабочих стачек и восстаний. И слышала от пролетариев: «Ужо мы вас еще достанем!» И вправду достали. В том же 1919-м на подавление Вешенского восстания прибыл 6-й Московский красногвардейский полк. После горького опыта, полученного в Беспаловке, красногвардейцы рано утром начали обстреливать Захопёровский из пушек. Сгорел один дом и несколько сараев, многие жители убежали. Вошедшие в хутор борцы за светлое будущее были явно голодные, потому как принялись ловить кур. Вернувшись во двор, бабушка увидела, как в котелке на костре варилась нещипаная курица… Потом, правда, в дом зашел красный командир, извинился за своих товарищей и, видя, как бедновато в хате, подошел к подвешенной люльке с ребенком и дал кусок сахара, сказав, что это, мол, будущему красноармейцу. Краском как в воду глядел: тем младенцем был мой дядя, ставший потом красноармейцем и коммунистом, хлебнувшим лиха уже в будущей большой войне…
Казаки хутора Хопёровского — родной дед автора статьи Василий Климов (слева).
Самый большой урон хутору принесла коллективизация. Мой прадед по отцовской линии, Гаврила Климов, не умевший ни читать, ни писать, но имевший добротный дом, пять быков и пару лошадей, был зачислен в 1930 году во враги народа — получил десять лет ссылки. Вместе с женой и 9-летним сыном его отправили в Республику Коми. Гаврила и его жена, ставшие инвалидами, вернулись в хутор перед войной, а их дом уже забрали под клуб, посчитав, видимо, что бывшие хозяева сгинут на Севере. Сжалившись, разрешили жить в коридоре их бывшего дома. Позже их забрал к себе сын, Алексей Гаврилович. А в конце хутора, под горой, было что-то вроде жилья — землянки. По рассказам моей матери, два брата там поселились, потому что семью раскулачили, родителей выслали, дом отдали под контору… Более двадцати наших хуторян не вернулись с войны, в том числе и те, кого сильно и ни за что ни про что обидела власть — когда над Родиной нависла смертельная угроза, на фронт стали мобилизовывать всех, в том числе и недавних врагов народа.
…Наверное, убивать деревню начали еще тогда, во времена коллективизации, и продолжили после бесконечными экспериментами или даже просто издевательствами. Люди преклонного возраста помнят, когда деревня была просто «невыездной»: паспортов крестьянам не выдавали, а взять справку для выезда в сельсовете было большой проблемой. Чтобы съездить к сестре в гости, маме пришлось несколько раз писать заявление в правление колхоза с просьбой отпустить ее. Случались послабления — после войны хуторяне уезжали на шахты Донбасса, позже ехали на целину…
Сыграла свою роль и тогдашняя политика партии, направленная на объединение мелких хозяйств в более крупные. В начале 70-х это, вероятно, стало заключительным аккордом. В 1969 году в нашем хуторе закрыли школу, а последний житель покинул его в 1980-м. Вот такая, может, не совсем складная вышла история моего родного хутора Хопёровского, как, наверное, и вся наша история…
Н. КЛИМОВ,
х. Беспаловский.
