Шестидесятые годы. До восьмого класса мы еще учились в Булековской восьмилетке, но в 1969-м в связи с укрупнением хуторов ее закрыли, и мы перешли в Россошинскую. По двум школам с нами вместе переходили и учителя Лаврухины. Нет, конечно, много было в нашей школе замечательных преподавателей. Да, считай, все такими и были. Но о Лаврухиных захотелось рассказать особо. Это типичный пример настоящей сельской интеллигенции тех лет, небогатой, но гордой.
Они были заметными людьми в нашем хуторе. Во-первых, потому что учитель вообще был самым уважаемым человеком на селе. Но Лаврухины отличались еще особой активностью. Оба филологи, Валентина Ивановна — преподаватель немецкого, Александр Васильевич — русского языка и литературы.
Надо сказать, что в сельской местности учителя всегда совмещали по несколько предметов. К примеру, Марфа Антоновна Лобачева была вообще-то историком, но попутно преподавала нам химию и географию. И ведь знали мы назубок все столицы мира! Впрочем, совмещение не относилось к математикам и русакам — тут были только специалисты.
Классы были небольшими, порой учителям и ставки не набиралось, так что жили они в общем-то небогато. Но зато к ученикам был особый подход. Знали и детей, и семьи. Учили на совесть. Немецкий язык нам давали на примерах из жизни социалистической ГДР. Конечно, о том, что есть и капиталистическая Германия, речи не велось, но и к немцам отношение культивировалось хорошее. Дескать, люди осознали ошибки прошлого, переосмыслили, а язык их нужен нам для будущего. Это будущее мы видели очень светлым и радостным. Нас учили видеть и ценить то хорошее, что есть вокруг, что изменяется, растет в стране вместе с нами. Так, целой сенсацией была поездка в Волгоград. Своими глазами увидеть Мамаев курган, побывать у разрушенной мельницы — впечатлений от летней профсоюзной поездки нам, детям, хватало на полгода. И, конечно, всем классом мы описывали их для Александра Васильевича в сочинении на тему «Как я провел лето».
Кроме обучения, Лаврухины имели общественную нагрузку. Он был в курсе всех международных и государственных новостей. Она, как натура творческая, отвечала за культурное образование. В то время в селе не было телевизоров, а вот радио уже прижилось в домах. В хуторах была собственная радиофикация — она нужна была, чтобы давать колхозникам разнарядку. Так, в центре площади колхоза «Светлый путь» стоял репродуктор-колокол, по которому привычно было слушать все главное еще со времен сводок с фронтов. И вот эту привычку слушать и использовали. Хуторской мужичок включал дизель (хутор начал электрификацию с 1967 года, когда поставили первый столб под провода). Утро начиналось «Сельским часом», потом шло местное вещание. Радио и «Урюпинская правда» были главными источниками информации. Так вот в местных программах чаще всего участвовала наш учитель немецкого. Декламировала и пела, организовывала выступления нашего школьного хора, возила нас на конкурсы в район. Вела, считай, и сельскую культуру.
Александр Васильевич же взял на себя основные заботы по дому. Это трудно представить, но любовь у них была неземная. О том, что учитель перед занятиями затевал хлеба или пек пироги, мы догадывались по случайному кусочку теста, прилепившемуся невзначай к поле его единственного школьного пиджака. Он же управлялся по хозяйству.
Особое явление того времени — домашнее подворье. У Лаврухиных была корова, и в связи с ней как-то произошла такая история. Как все дети, мы шкодили. Александр Васильевич же обожал, чтобы все было аккуратно и красиво. И вот однажды дочка председателя натерла до блеска классную доску… салом. Александр Васильевич отметил: «Кто дежурный? Андреева? Молодец!». Стал писать, а мел не пишет. Сорвали урок, в общем. А он что? Пошел, как водится, к председателю: мол, ваша дочка Люба не права. А потом еще возьми и скажи: «Ну да ладно. Дайте лошадь сена привезти». На себе-то не повезешь, а он не член колхоза, сельская интеллигенция. Короче, лошадь дали, инцидент был исчерпан. А вообще в хрущевские времена была такая идея, что хорошо бы, чтоб во дворах коров совсем не было. Это была одна из тогдашних афер-заблуждений. Мол, страну обеспечат сполна мясом колхозы и совхозы, а подворье — это пережиток прошлого. В селе отказаться от скотины можно было заставить только интеллигенцию — они и от коров, и от икон должны были отказаться, и на государственные займы народ тоже обязаны были агитировать. Были ли Лаврухины членами партии — не знаю, но что настраивали нас патриотично — это факт. А вот коровку одну все же держали, потаясь. У них было трое ребят, один из которых был инвалидом с детства, так что без молока семье было не обойтись. Так и жили — скромно, но достойно, как и большинство из числа сельского учительства.
… Сегодня мне 63 года, никого из моих учителей уже нет. Героев Социалистического Труда в нашей школе не выросло, но и те, с кем я учился, плохими людьми тоже не стали. Кто-то получил высшее образование, что было редко и крайне престижно. В основном все остались работать в сельском хозяйстве. Воспитанное нашими учителями в нас чувство патриотизма было не показным, а реальным, мы и в армию рвались с полным убеждением, что защищаем свою Родину. А любовь к родным местам прививалась на уроках, которые нам преподавались то на ферме, то в урочище, то в поле или колхозном саду. Она — тоже плод учительского труда. Каждый год в канун Дня учителя я с благодарностью вспоминаю всех своих педагогов. Память о них в сердцах и моих одноклассников, и мы глубоко благодарны им. Думается, столько же добрых слов найдется у каждого для своих учителей.
М. Баранов,
г. Урюпинск.
