В условиях опасной и трудной жизни степные племена веками создавали законы и правила поведения, передаваемые из поколения в поколение. Казаки, потомки кочевников, неуклонно следовали обычаям предков.
Власть в семье всецело принадлежала отцу. «Бог всему хозяин, так и отец в семье», — говорили в станицах. Власть матери была несравненно ниже и использовалась лишь в тех случаях, когда не пересекалась с волей отца. Родительские обязанности просты: вскормить, воспитать в страхе Божьем, приучить к хозяйству, женить или выдать замуж, а сыновей справить на государеву службу. Их воспитанием занимался отец. На плечах матери лежало доведение до ума девушек. Уважение и почитание родителей — важное правило. При расставании или при встрече им кланялись в ноги, называли на «вы» и зачастую по имени-отчеству. Никакое дело не начиналось без родительского благословения. Непочтение к отцу-матери в казачьей среде случалось очень редко и разрешалось быстро: родители жаловались в станичный суд либо просто выгоняли из дома. В крайних случаях отец проклинал сына: «Вейся один, как в поле вихор». На Верхнем Дону почитание родителей возводилось в ранг святости, что нельзя сказать о Нижнем Доне.
Казаков женили после окончания «сидёночной службы» («сиденьками» именовалась подготовительная деятельность при атаманском правлении). Возраст, пригодный к браку, у казаков начинался с 18 лет, у девочек допускалось с 16. Как правило, в момент 16-летия дед дарил внучке бирюзовое колечко, и она называлась «хвалёнка» — сигнал, что можно засылать сватов. Жену выбирал отец. Согласия жениха никто не спрашивал, разве что для вида: «А тебе никак Нюшка Плешакова приглянулась?» На что испуганный жених тихо отвечал: «Что вы, отец, я из вашей воли не выхожу, как сгутаритя, так и будет». Девку присматривали работящую: «Корову выбирают по рогам, а невесту — по грудям». Взять в жены русскую или малоросску считалось позором, невесту или жениха из другой станицы — дурным тоном: «Что, своих станичных не нашлось?» Разводы были крайне редки и допускались с разрешения Синода только в случае супружеской измены, да и то в особых случаях. Второй и третий брак по смерти одного из супругов церковь венчала, четвертый — нет, поэтому жили «по cогласию», как добрые люди. В подобных случаях разница в возрасте была очень велика (мне попадались документы с разницей до сорока лет).
Важное значение имели степени родства. Самое главное — кровное, роднее всех. При заключении брака считалось кровное родство до седьмого колена. Старики внимательно следили за этим, хотя церковь разрешала вступать в брак с четвертого колена. Свойство или сватовство занимало более низшую ступень. «Сваты не дюжа за родню считаются, только люди хорошие, а крови ведь тут нет», — говаривали казаки.
Таинству крещения придавалось огромное значение. Многие считали, что в младенце при рождении нет души, ее вдувает священник в купели, а дети, умершие до крещения, не явятся на Страшный суд. Потому очень важны были восприемники (крестные) — их полагалось почитать больше кровных родителей. Куму с кумой было грешно не только в брак вступать, но и «любиться», вражда и ссоры между кумовьями — тяжкий грех. Новорожденных крестили не позднее недели со дня рождения. Уже с пяти лет казачок носил фуражку, шаровары и сапоги.
Казачья служба была тоже священна. На Николу Зимнего молодые казаки-первогодки на cтаничном майдане принимали присягу на Евангелии, становясь полноправными казаками. До слез трогало зрелище, когда они, положив три земных поклона, опускались на колени, и родители или близкие родственники надевали им на шею небольшие иконки, которые казаки всегда носили на себе во время походов. При этом старики делали последние наставления: «Война — дело святое. На сражении твори молитву да читай «Живый в помощи Всевышнего». Скоромным словом не бранись и черным именем не называй. За царя умирать не бойся, не закрывай своего лица. За это нам светлые венцы». Приход казака с «галунами» после первого года службы — особая гордость для родителей. Снарядить же сына на службу за свой счет было обременительно, но иные казаки умудрялись справить и четырех сыновей. Как правило, такой поступок отмечался наградой или присвоением очередного звания, даже если казак был в полной отставке, то есть старше 50 лет, а в особых случаях награждали серебряной медалью «За усердие».
По обычаю все казаки перед отправкой в часть собирались в церкви на молебен. Дома, получив отцовское благословение, казак кланялся в ноги матери, отцу, дядям, тетям, обнимал жену, детей, говоря: «Прости жена, жди меня! Даст Бог, вернусь!» Потом выходили из дома. Младший брат или племянник подавал пику, другой — подводил снаряженного коня. Все направлялись в станицу к месту сбора. Пройдя с версту, делали привал, накрывали скатерку, выпивали, закусывали. Последняя минута прощания, и казаки, лихо вскочив на коней, исчезали вдали. Особенно торжественно отмечали приход казака со службы. В куренях объявлялась «генеральская уборка». Бабы «банили мосты», то есть мыли полы, натирая их кирпичом. На окна вешались ослепительно белые занавески, всё вокруг принимало торжественный вид. Казак верхом на коне въезжает на баз, его встречает вся многочисленная родня. Сняв фуражку и перекрестившись, он молча проходит в горницу и говорит: «Благословите, батюшка, повидаться с вашими иконами!» «Разрешаю, сынок!» — отвечает отец. Казак осенял себя крестом, делал три земных поклона и целовал троекратно все иконы. «Теперь, батюшка, разрешите повидаться с родными и со сродниками!» — «Разрешаю, сынок!» — и отец обнимал склоненную голову сына. Следующая — мать, вся в слезах: «C приездом, соколик, со свиданьем, родименький!» Последней была очередь жены, которая бросалась к мужу, плакала, целовала. Чтобы прервать рёв, казак обнимал всех детей вместе с женой. А потом гуляли — обычно несколько дней, угощая родню и соседей.
С. КОНЦОВ, краевед.
НА СНИМКЕ: 1912 год, семья казака станицы Усть-Бузулуцкой Хоперского округа Степана Фоковича Концова (слева направо): теща Анна Степановна, внук Иван, сам Степан Фокович, жена Екатерина, сын Никита.
(Публикуется в рамках проекта «Будущее начинается с семьи»).
